Сайт об Алексее Юрьевиче Германе

- Трудиться! - заорал им, заплясал Федя. - Пилить до посинения! Рубить до охуения! На свободу с чистой совестью!

Но его никто не слышал. И он пошел дальше.            

Нижнее место было свободно. Вагон спал. С верхней полки свешивался край простыни и толстая женская рука, мозолистая, но с маникюром. Рука качалась перед лицом Феди, Федя вдруг ощутил запах, втянул носом воздух и, стесняясь себя, стал нюхать этот воздух и эту руку, боясь, что это заметят. Его затрясло так, что он прижал руки к телу.

В купе проводников за стенкой грохнуло ведро, он испугался и вышел.     

Проводники готовились есть. Казах в майке раскладывал по тарелкам горячую кашу с рыбой. Пришла проститутка, столкнувшись с Федей, дала мальчику, видно, сыну, воздушный шарик, налила в ладонь одеколон и стала массировать намятую грудь под кофтой. Казах разлил водку. Один стакан был в подстаканнике, он плеснул в этот стакан поверх водки чая, бросил обмылок лимона, ложку и пошел в тамбур. Федя попер следом. Было холодно, но казах потел и вытирал подмышки.    

Вагон был очень старый, даже старинный, такие и сохранились только здесь. В большом хвостовом его тамбуре ярко топилась печь, дверь и непривычные два окна в задней стенке выходили в никуда, в дождь и в серое небо. Была еще, правда, открытая пустая платформа за ним, в которой плескалась дождевая вода. В тамбуре же за кучей угля в боковой открытой двери курил, свесив вниз ноги, еще один проводник, а может электрик, кто их разберет. Полуголый казах отдал ему чай-водку, высунулся на улицу, хотел запеть, но не запел и вернулся в вагон.

Федя же, напротив, попросил подвинуться, сел рядом и тоже стал курить и смотреть на божий мир. На проводнике были вполне хорошие сапоги.

Федя рассердился и стал его рассматривать, проводник тоже повернулся к нему, потом к топящейся печке. Это был Глинский.

- Вери лонг вэй ту хоум, - сказал Федя, подняв вверх корявый палец на трехпалой своей ручище. - Что означает -весьма долгий путь домой. - Удивился немного, что его не расспрашивают о знании английского, и, кивнув подбородком вперед, добавил: - Либерти!

Поезд шел не быстро. Пыхтел паровоз. Клочья дыма мешались с дымками от Фединого «Памира» и трубки Глинского. Все было в легкой пелене дождя. Перед ними в клочьях болот, жухлой травы и нищенских деревень скрипела и тянулась их страна. Грязный холм и сгорбленная фигура пастуха с одинокой коровой, и переезд с костром, и далеко со слепой неподвижной водой озеро. И обоим было невдомек, что уж, наверное, и встречались они, и проходили друг мимо друга, живя на одной и той же улице.

- Либерти, блядь, - закричал Федя, почувствовав, что проводнику нравится, что он говорит, первому из всех встречных нравится.

- Иес, литл леди, фри бекс фул... ш Глинский вдруг засмеялся, прикрыл рукой с трубкой глаза. Слова выскочили из детства, как из сна, к тому же он был слегка пьян.    

Федя медленно подтянул ноги и сел боком, он был потрясен.

- Скажи, мужик, честно, тебя кто учил?

Глинский не ответил, курил, смотрел на озеро, на низкую смоляную баржу под нечистым парусом, на дождь, на дым, на паровозные искры.

- Ах, гад, - Федя встал на колени, его опять трясло, на этот раз от бешенства. - Ты откуда здесь взялся, змей?! Рогов много, так я тебе их сейчас спилю. - И полез было в карман за заточкой, в жизни не сумел бы ткнуть, так — попугать, но тут же ощутил страшный удар по голове, будто голова треснула, будто на нее что-то упало, мешок с углем, что ли. Но ударили доской.

- Ну ты, мартышка, - мирно сказал казах в майке за его спиной. В одной руке у проводника была связка паяльных ламп, в другой - доска. - Билетик предъяви.

- Да я же отдал, - крикнул Федя.

- Не было, - проводник подтолкнул Федю доской в спину. - Давай прыгай, пока в гору едем. Хрена не хрена. - Был он, как и Глинский, выпивши. Глинский стянул с Феди мятую шляпу, прочитал изнутри название фабрики, подумал и выбросил.        

Шляпа метнулась и пропала.

- Хэт, - сказал Глинский. - Была хэт и нету.

- Мужики. Мужики. - Федя заплакал, ужасаясь тому, что сейчас будет. - Я же с шутки, - и трясущейся трехпалой рукой потянул из кармана портвейн. - Выпьем, мужики...

- Да пусть едет, - сказал Глинский. - Он же жулик, слабый мальчик...

Проехали сторожку, возник большеносый стрелочник и, хромая, побежал рядом с вагоном. Глинский передал ему вниз две связки паяльных ламп и принял толстый сырой мешок с рыбой. Затем выбросил из своего стакана лимон, налил под край стакана портвейн и поставил стакан себе на голову.            

— Не сдержишь, - сказал казах.

Пришла проститутка с мальчиком, принесла еще портвейна и патефон с пластинками. Мальчик привязал к ручке вагона шарик.

Федя от пережитого страха плакал. Лицо Глинского было мокрое от дождя.

— Я тут прочел про парусник, но забыл, - сказал Глинский и выпил свой портвейн.

Проститутка дернула проволочку, патефон заиграл. Проводник-казах стал разливать, и Глинский опять поставил стакан себе на голову.

— На спуске не сдержишь, - сказал казах.     

Камера стала удаляться от этого тамбура, от кривого ваго¬на, пустой платформы, да и от всего поезда.

Играл патефон, кашляла проститутка, Глинский все сидел со стаканом на голове, покуда был виден.

Пошел спуск, на глазах темнело, и было как-то непонятно, то ли озеро отражает облака, то ли туман, то ли облака сели на воду.

В окнах вагонов зажигался неяркий свет, в хвостовом тамбуре поярче. Кто-то открыл заднюю дверь, постоял и плюнул.            

- Говорят, - сказал голос Феди, - английские лорды такой портвейн после обеда выпивают по рюмке, а у нас рубль тридцать бутылка, а дороже трешки вообще нет. v

Забулькало, брякнула посуда.

И казалось, едет не поезд, а дом, и вот-вот замычит корова.

- Вспомнил, - сказал голос Глинского. - Вот как там написано: ветер давит парус, парус давит рей, рей рвется от мачты, мачта упирается в судно и тащит его по воде. Все совсем просто, так и наша жизнь, мужики.

- И хрен с ней, - сказал голос казаха. - Подумаешь, напугал.              

Звуки вагона ушли, вытесненные звуками земли вокруг. Кашель, смех.

И вдруг голос явственно и четко, будто рядом, громко сказал: - Хрена не хрена.

В темном небе в разрыве облаков - яркая синяя звезда, больше похожая на лампочку, чем на звезду. И появилась надпись:

КОНЕЦ