Главная Сценарии Хрусталев, Машину! - Хрусталев, Машину! 25

Меню

Опрос

Какой фильм Алексея Германа вам ближе всего
 

установка шлагбаума . Информация пожарные шкафы здесь.
Хрусталев, Машину!
Хрусталев, Машину! - Хрусталев, Машину! 25
Индекс материала
Хрусталев, Машину!
Хрусталев, Машину! 2
Хрусталев, Машину! 3
Хрусталев, Машину! 4
Хрусталев, Машину! 5
Хрусталев, Машину! 6
Хрусталев, Машину! 7
Хрусталев, Машину! 8
Хрусталев, Машину! 9
Хрусталев, Машину! 10
Хрусталев, Машину! 11
Хрусталев, Машину! 12
Хрусталев, Машину! 13
Хрусталев, Машину! 14
Хрусталев, Машину! 15
Хрусталев, Машину! 16
Хрусталев, Машину! 17
Хрусталев, Машину! 18
Хрусталев, Машину! 19
Хрусталев, Машину! 20
Хрусталев, Машину! 21
Хрусталев, Машину! 22
Хрусталев, Машину! 23
Хрусталев, Машину! 24
Хрусталев, Машину! 25
Хрусталев, Машину! 26
Хрусталев, Машину! 27
Все страницы

Глинский нажал, но звука не последовало. На губах старика медленно надулся и застыл, не лопаясь, пузырь. Из-под полуопущенного века возник стеклянный гневный белок. Глинский закрыл старику глаза, убрал язык, аккуратно положил одеяло, прикрыв голое тело, встал и пошел, куда ему показали. Это был коридор, за ним кухня. С порога он обернулся.

На диване, накрытый серым одеялом, лежал Сталин, теперь похожий на себя, рядом груда обмоченных простыней и обмаранные подштанники. Глинский закрыл дверь.          

На кухне стоял бледный полковник, плакала женщина, в тапках на огромных ногах. Она без слов поставила перед Глинским гречневую кашу. Было слышно, как в комнату за дверью входят люди, потом раздался страшный крик, кто-то матерился и плакал, кого-то тащили. Глинский сидел, каша парила ему в лицо, он ни о чем не думал и держался руками за стол. Потом дверь открылась и вошел тот, сел напротив. Ему тоже поставили кашу.

- История, — сказал человек, — мировой катаклизм... Иди домой, зачем здесь. - Вытер ладонью глаза и спросил: - Что он тебе сказал?

- Слова были неразборчивы, — ответил Глинский. - Сказал - спаси меня, так я думаю, и про Бога, но я не понял...

- Значит, Бог есть, - сказал человек и положил перед Глинским кривую трубку, — на... — Что-то он там протирал под столом скатертью... - Но никогда не говори, пока я не разрешу,.. И что он сказал, я тебе расскажу тоже... Ступай, тебя отвезут, как твоя фамилия?

- Глинский, - сказал Глинский.

- Это хорошо, - сказал почему-то человек, вынул из-под стола пенсне, его он и протирал, надел и добавил, обращаясь к чему-то внутри себя: - Звезда упала, как лошадь, понимаешь?! Катаклизм! - Глаза под стеклами резко увеличились, будто выкатились из орбит. Выражение лица, впрочем, все лицо резко изменилось, превратясь в знакомый портрет.

- Товарищ маршал, - вдруг крикнул Глинский, вцепившись в стол...

- Пустяки, пустяки, - заорал вдруг Берия и ударил кулаком по столу так, что полетела посуда. - Пустяки! - Он встал, подошел к Глинскому, схватил его за голову и поцеловал. Потом повернулся и вышел, громко крикнув на ходу: - Хрусталев, машину!

За ним метнулся бледный полковник. Через кухню два заплаканных офицера госбезопасности пронесли большую картину, не портрет, нет, темно-зеленый, почти черный лес. Слепая вода и белый козленочек на берегу.

Окно на кухне было открыто, оттуда шел холод.      

Огромные черные лакированные машины с моторами танковой силы уезжали по аллее. Одна остановилась и загудела, из нее вышел человек, сел на скамейку и схватился за голову. Пошел крупный мягкий снег.   

Шел снег. Глинский стоял под вечереющим небом в своем собственном дворе рядом с черным ЗИСом, который его привез.

Дворник показал рукой, куда идти, и торопливо полез в ЗИС, тщательно отряхивая валенки.

- Айн момент, - крикнул он Глинскому, растопырив пятерню. - Радостно знать.

Во дворе гулял человек с пуделем. Он вдруг привязал пуделя к водосточной трубе, побежал и на ходу запрыгнул в ЗИС. ЗИС рявкнул клаксоном, вертанул на Плотников, напугав прохожих. Было тихо и слышно, как идет снег.

Глинский постоял среди высоких сугробов, аккуратно поставил лопату дворника к стене и пошел вдоль окон «Трудрезервов».

За одним из окон оркестр репетировал «Танец с саблями», работали только барабаны. Барабанщики смотрели в окно, но получалось, что в глаза Глинскому, стук проходил через двойные рамы. Глинский вдруг снял папаху, поднял руку вверх, другую отставил и, зацепляя неровности льда оторванной подметкой, двинулся по двору в этом танце. 

Я выносил помойное ведро и шел к помойке своей новой походкой Чарли Чаплина Чтобы так идти, надо смотреть прямо перед собой. Я увидел отца, только когда повернулся весь целиком.

Он же не видел меня за сугробами. С поднятой вверх рукой отец мелко перебирал ногами. Подметка была оторвана и хлюпала, лицо было бледное, абсолютно спокойное, и на губах болячки. Он остановился, попытался рукой поджать подметку, потом вдруг рванул ее и бросил в сторону. Так и вошел в наш подъезд. Тугая пружина ударила дверью.          

Из ведра мне на ноги натекла помойная жижа. Во рту пересохло, ноги подкашивались. Я побежал по двору каким-то кругом, не зная куда, и не зная зачем. Толстый мальчик играл на скрипке, я бросил в него ведро, но оно не долетело до стекла.

Я вбежал в подъезд, прижал дверь спиной, чтобы не хлопнула, и сунулся в коридор.

В коридоре стояли Лева и Дина. Дина курила Леве в открытый рот, а он затягивался этим дымом.

— Они, русские, всегда разберутся, - говорила Дина. -А мы так и будем:

— Оставь здесь все, - говорил голос отца из маминой комнаты.

— Да-да-да-да-да... — говорил голос мамы... — Только Лешины учебники и паспорт.

— Дайте мне кто-нибудь калошу... Эй вы! - крикнул голос отца. — Да принесут тебе все.

— Мы не эйвы... — Из кухни появился Юрий Давидович, рубашка, как всегда, торчала из ширинки. - Может, налить борща, — важно добавил Он. — Вы ведь не из Сочи, мне почему-то кажется... Хотелось бы посмотреть вашу справочку, я, знаете, старший по квартире...

Лева отобрал у Дины папиросу и пустил в сторону нашей комнаты кольцо.

— Пошли отсюда, — сказал отец маме.

Мама была в халате и в шубе, с моим портфелем и серебряным соусником. Меня, на счастье, никто не видел.

Я выскочил на лестницу, поднялся наверх, стал на колени, выжал мокрую от помоев брючину, хотел молиться, но ничего не получилось. Слова не шли, только какой-то звук - гы-гы...

Из квартиры никто не выходил. Я сбежал вниз. В коридоре никого не было. Все были на кухне, оттуда шел галдеж, и Дина пиликала Там на гармошке.

Я подбежал к телефону, схватил трубку и вдруг увидел у вешалки отца. Я стоял с трубкой, а он в сапоге без подметки. Мы смотрели друг На друга. А на кухне хохотала мама Момбелли и Дина играла «Тумбалатумбалатум балалайка».    

- Не звони, - сказал отец, подошел ко мне и положил трубку на рычаг.

Я обнял его за ногу и стал плакать. А когда поднял голову, увидел, что отец кусает губы и все лицо у него в слезах.

- Черт возьми, гг говорил отец, - черт возьми... - И вдруг всплеснул руками, зарыдал, уткнувшись в вытертую до дыр каракулевую шубу Дины.

- Хотите, я вас насмешу, — сказал голос Юрия Давидовича. - Паспорт мадам Глинской в прописке. Ай-я-яй. - Он уткнулся лицом в спину отца и тоже заплакал, схватился за живот и стал ходить взад-вперед. - Ай-я-яй!               

Вошел человек в пальто с каракулевым воротником и спросил, брать ли вещи. За ним в коридоре возникла Полина в только что сделанной шестимесячной завивке. Она прижала голову к стене и смотрела на отца.




 
Социальные закладки: