Главная Сценарии Хрусталев, Машину! - Хрусталев, Машину! 9

Меню

Опрос

Какой фильм Алексея Германа вам ближе всего
 

Купить одеяло из овечьей шерсти mirson.com.ua. . Описание Масло для ванны Ecoworld Гранат здесь.
Хрусталев, Машину!
Хрусталев, Машину! - Хрусталев, Машину! 9
Индекс материала
Хрусталев, Машину!
Хрусталев, Машину! 2
Хрусталев, Машину! 3
Хрусталев, Машину! 4
Хрусталев, Машину! 5
Хрусталев, Машину! 6
Хрусталев, Машину! 7
Хрусталев, Машину! 8
Хрусталев, Машину! 9
Хрусталев, Машину! 10
Хрусталев, Машину! 11
Хрусталев, Машину! 12
Хрусталев, Машину! 13
Хрусталев, Машину! 14
Хрусталев, Машину! 15
Хрусталев, Машину! 16
Хрусталев, Машину! 17
Хрусталев, Машину! 18
Хрусталев, Машину! 19
Хрусталев, Машину! 20
Хрусталев, Машину! 21
Хрусталев, Машину! 22
Хрусталев, Машину! 23
Хрусталев, Машину! 24
Хрусталев, Машину! 25
Хрусталев, Машину! 26
Хрусталев, Машину! 27
Все страницы

В бабушкином пальто, с голыми ногами Линдеберг почему-то не чувствовал себя неловко. При всей неказистой своей внешности, он знал свое тело, крепкое и тренированное. Но Соня вовсе не глядела на него, а глядела на стенку напротив. За стенкой скандал кончился. Мужской голос что-то просил, потом сдвинулась мебель, и сразу же раздался женский стон, стон этот становился все ярче, явственнее, мужской же голос говорил что-то неразборчивое, и только после из этого неразборчивого Линдеберг выделил слова.

- Нор-р-рмально, - говорил мужской голос. - А так! Нор-р-рмал ьно, а так?

Женские стоны били в голову, ложились на плечи. Соня взялась руками за лицо, за уши и пошла по комнате взад и вперед. Потом вдруг опустилась на колени и стала целовать Линдебергу руку, этого он никак не ожидал, в мечте представить не мог. Он тоже опустился на колени рядом с тахтой и тоже стал целовать ей руки. Так они стояли на коленях рядом с тахтой на полу, на облупившейся краске, целуя друг другу руки. Вдруг поняв, он замотал головой.

- У меня ничего не выйдет... Ты мне слишком нравишься... И тогда у меня ничего не выходит, - сказал он в отчаянии.

- Все выйдет, все, все... А не выйдет, и бог с ним! Бог с ним! Так страшно, Сашенька, - она стала гладить его и вдруг тихо запела так, что он дернулся, будто кто-то схватил его за кадык.

Она пела ему то, что пела ему его русская няня. И что он забыл навеки и сейчас вспомнил.          

- Саня, Санечка, дружок, не ложися на бочок, придет серенький волчок... - она улыбнулась и допела, - схватит Саню за бочок.

- Мне это пела в Гельсингфорсе моя русская няня, - Линдеберг встал, легко поднял ее на руки.

- Подожди, - сказала она, - мы же и вправду не дети. Ну отвернись хотя бы.

Он повернул голову, увидел печь, и под стоны незнакомой женщины и сиплое «Нор-р-рмально, а так?» он навалился на нее, увидел белое запрокинутое лицо, тень высоко поднятых ее ног и услышал ее стон и свой и успел подумать, что так ему никогда не было и что таким он не был никогда.

- Не бойся, - вдруг крикнула она, - у меня не может быть детей, не бойся.

И зажал ей ладонью рот, испугавшись, что те, за стенкой, услышат.             

Солдаты тщательно вытирали сапоги о мокрые тряпки, вернее, о куски старого нарезанного одеяла. Полина дождалась кивка отца, распорядилась заносить. Два солдата занесли огромную жестяную «восьмерку» в лампочках и потащили через гостиную и мамину спальню на балкон. Долго еще тянулись шнуры.

- Кто бы Лешке пятерки принес, - сказала Надька и пошла задергивать длинным копьем с кисточкой, которое отец привез из Китая.

Полина, дуя на обожженный палец, тоже ушла за балконную дверь под снег на морозец. Там они крепили цифру «8», наш дом украшался к празднику.

За длинным столом в гостиной, как-то неловко поджав большие ноги, сидела моя классная воспитательница Варвара Семеновна Бацук, крупное, полное лицо Варвары Семеновны, как всегда, румяное, глаза не мигают, и толстая коса вокруг головы. На серебряном подносе лежали мои два дневника, истинный и ложный, медаль «За победу над Абрамом»               и вовсе мне не принадлежащий плакатик «Давлю сук». Отец, вытянув длинные ноги в лампасах, сидел в качалке и внимательно на свет изучал подпись на записке. Еще на столе стоял торт, немецкие конфеты, да на спиртовке кипел кофе.

— Чаю, — сказал отец и отложил записку. Надьку смело.

— На стекле подписывал? Что ж,*: купеческие сынки так подделывали векселя, - лицо отца сегодня все время заливало потом, и он вытирал его накрахмаленной салфеткой.

- По-моему, у тебя температура, — сказала мама отцу сухо.

- Купцов нет, векселей тоже, зато есть ремесленные училища... - отец зажег записку от трубки.

Мама рванула на шее крупные бусы, и они, как конфеты, покатились по ковру.

— Что за фантазии, - сказала бабушка и стала мелко качать головой./

Надька притащила отцу чай на подносе.

- Стало быть, мне следует подписать истинный дневник, -отец хлебнул, поискал ручку.

Мама пошла в кабинет.

— Может, мне его высечь, — отец тоскливо поглядел мне в лицо, - уши красные, глаза лжеца, лицо дауна. Таким только Абрамов бить...

Было видно, как мама в кабинете ищет ручку в кителе отца, как нашла что-то не то и таким надоевшим мне жестом взялась рукой за висок.

Отец был то ли болен, то ли совсем пьян, хотя это видели только близкие. Варвара смотрела на него так же затравленно, как смотрели на него почти все женщины.

- Хотите моего чаю? - медленно спросил ее отец, и Надька тут же скрестила руки на груди.

Брякнул звонок, Надька не двинулась, и я пошел открывать.

На лестнице, почти вплотную к двери, стоял какой-то прибалт, он был с длинным зонтом, из носа прибалта торчала вата. На площадке ниже стояла молодая женщина в блестящих резиновых сапогах, она стояла спиной ко мне и смотрела в окно.          

- Могу ли я видеть военного врача Юрия Георгиевича

Глинского?

Прибалт, мы их звали «лямпочка», говорил без акцента, пронзительно и немного каркал. Он хотел о чем-то попросить меня, но не попросил. Отец в тапочках появился сзади неслышно. Когда он увидел прибалта, он почему-то хмыкнул. «Лямпочка» вздернул подбородок, я опять увидел вату в носу, и сказал негромко и четко:

- Юрий Георгиевич, я узнал бы вас даже в толпе. Я привез вам привет, объятия и поцелуй, и слезы радости, что вы оба живы, от вашего брата Сергея Георгиевича Глинского. Он профессорствует в Стокгольме. Вот адрес, я понимаю, не сейчас, но... Жива ли ваша матушка?

Событие это явно отводило удар от моей головы хоть на время. Я обрадовался и глянул на отца.

Отец был абсолютно трезв, прям и бледен. Казалось, что он не в тапочках стоит, а в сапогах. Он медленно покачал головой.

- Ну уж нет, беру за фук. У меня нет никакого брата ни в Стокгольме, ни в Рязани, - отец нехорошо засмеялся и потрогал «лямпочку» за кончик носа, - тяжелая у тебя служба, верно?! Бьют иногда...

- От Гули, - тихо сказал «лямпочка» и вдруг стремительно выбросил прямо в лицо отцу руку с небольшой бледной фотографией - какие-то трое детей на берегу моря и большой стул.

На лестницу боком выходили солдаты с нашего балкона. Полина на ходу бинтовала палец. Увидев «лямпочку», она как на стекло наткнулась и побледнела так, что стала видна пудра.




 
Социальные закладки: