Что сказал табачник с Табачной улицы - Что сказал табачник с Табачной улицы 8 |
Страница 8 из 21 Король выдохнул, как после тяжелой работы, и внезапно успокоился. Тихо запели монахи, и к ним присоединился один из инструментов оркестра. В центр опочивальни выскочил Гур, резко поднял руку, как-то вывернув ее в кисти, и начал читать, почти выкрикивая. – Велик и славен, словно вечность, король, чье имя Благородство… Также тихо присоединился оркестр. Гур видел, что король не слушает, и напрягал голос. Дон Рэба с бледной, будто поздравляющей улыбкой пошел к королю. Придворные выстраивались к одеванию. Румата взял с подноса чулок, туфлю и двинулся тоже к королю, обходя придворных. Увидел, как шевельнулся наверху арбалет, и ласково помахал арбалетной отдушине. По дороге он нарочно споткнулся, пробалансировал на одной ноге так, что придворные захихикали. Звонко засмеялась и тут же испуганно замолчала нянька принца. Въехав наконец во что-то действительно скользкое, Румата стал на колено и осторожно принялся надевать королю чулок. Второй чулок по этикету надевал Рэба. Так и стояли, каждый на колене, касаясь плечами друг друга. Толстые монахи-врачеватели стояли у плеча каждого. – Государь, – сказал Румата, стараясь подавить привычную тошноту от запаха королевских гениталий, – эти уроды, – он кивнул на монахов-лекарей, – не могут сами сесть на горшок… у них такие крючки… Монахи не были уродливее остальных присутствующих, и про крючки Румата наврал – следовало ввязаться и разбудить воображение. Очевидно, получилось. Руки у Рэба дрогнули, и Румата услышал, как король шлепнул его по голове. – А я за пятьдесят золотых выписал лекаря… – сказал Румата. – Лучше бы еще дом купил… – А, Румата, – король будто проснулся и схватил Румату за подбородок, – а Рэба еще вчера обещал удавить тебя… Ну все врет… Ну ничего не умеет… И ворюга… – Король зачем-то подтянул с живота Рэба золотого орла и понюхал клюв. – Ну тащи этого своего, рыжий… Король взял Румату за волосы, потянул вверх и усадил рядом с собой на просаленные, в пятнах, простыни. Медные зеркала заиграли на них обоих. Залаяли собачки. И уж совсем было забавно видеть коленопреклонного, вроде как перед собой, дона Рэба. – Я думаю, мои пятьдесят золотых дон Рэба завернул в Веселую башню… Учитывая общую неприязнь дона Рэба к знахарям и прочим… Это бывает у великих воинов… Король захохотал. Позади среди придворных раздались звуки не то чихания, не то смешков. Дон Рэба поднял руку, щелкнул пальцами, кто-то пробежал, залаяли собачки. Потом он поднял голову и, уж чего никак не ожидал Румата, кивнул с ласковой укоризной, погладил натянутый королевский чулок и передвинулся доодевать неодетый Руматой. – Молодость, молодость… – пробормотал он, кивком разрешая Румате не помогать. – Не ночь, а пытка святого Гарана, – король за шиворот посадил Румату рядом на грязную в пятнах простыню. – Колени болят, кровососы с потолка падают, и эта скользкая… Король отдернул одеяло за край. Оголились очень полная женская ляжка, бедро и зад. Медные зеркала высветили, отрезали и размножили их. Так же как резные эротические сцены на спинке кровати. – Собакам в шкуре вон не жарко, не скользкие, – король взбил женский зад, как взбивают пену. – И ничего, – шепотом сказал король Румате и развел свои лапища внизу живота. Потом крутанул Румату за ухо, чтоб стало больно, и объявил: –Дарю. Потом расскажешь. Под одеялом что-то взвыло. Король вовсе его сдернул. Голая, грудастая, очень крупная тетка села на кровати. Затем, рыдая, бросилась к дверям, пытаясь прикрыться ладонями. Двери в опочивальню отворились, будто грудастую только и ждали. И король ткнул Румату, отправляя его к придворным. В сопровождении гвардейцев навстречу вошел высокий, довольно полный человек с бритой головой, в долгополой мантии и с простой холщовой сумкой. Три Серых офицера, все как один, маленькие и полные, войти не посмели. – Знахарь Будах из Ирукана, – провозгласил церемониймейстер. Будах, если это был он, шел, непрерывно кланяясь, прижимая руки к груди. Румата метнулся за толпу придворных. – А расскажи-ка, красавица, где заноза? – услышал он, и голос над ухом тихо засмеялся, как залаял. Шею свело. Слюдяное окно рядом было все в дожде. Чувство тревоги, никогда Румату не обманывающее, поднялось к горлу. – Слушай. – Его опять прижимал Гур. Гур укололся об розу и сосал палец, потом сплюнул. – «Бессильный и неумелый опустит слабые руки, не зная, где сердце спрута и есть ли у спрута сердце». Разве это плохо? Я остался один, Ботса и Пепина утопили в нужнике. Не смей надо мной смеяться. Чем ты лучше? Что повариху подарили? Он заплакал, брякнули колокольчики. – Будах лицом костляв, – сказал ему Румата. И все внутри вдруг встало на место. Через спины и затылки Румата видел приседающего Будаха. Король наклонился и щупал ему колени. – Коленки не болят. Вылечил себе все. Даром, что старик… Все. Лечи. Распахнулись двери, ударил барабан, происходила смена караула. Церемониальным маршем вошли королевские гвардейцы, одни приседали, другие топали. Позади тихо стонал и давился слезами Гур. На него уже оглядывались. Впереди сквозь спины гвардейцев король взвизгнул, он торговался с Будахом или с тем, кто так себя называл. Маленькие собачки дружно лаяли на грязной развороченной постели. Будах двумя руками держал здоровенный кубок под крышкой. – Почему-то все растирают, – бормотал король и вдруг заискивающе уставился на Рэба, стряхивая одновременно со лба пот. «Никогда он его не выгонит и не казнит», – подумал Румата и, как бы в ответ его мыслям, король поднял голову и позвал: – Румата, эй! С поварихой сбежал, что ли?! Румата, уже представляя все, что будет, отбросил плечом здоровенного придворного, и, грум-грум, опять двинулся к королю, и опять шутовски споткнулся. И опять всех насмешил. – Пей! – крикнул ему король. – Вы там у себя в Ирукане святого Гарана в рабство продали… |